Создание условий для возрождения Православной Церкви в Абхазии
(No Ratings Yet)
Загрузка...
Политические и общественные процессы в Абхазии, ставшие следствием грузино-абхазского конфликта 1992-1993 годов, не обошли стороной и Абхазскую православную церковь. После того, как частичного признания удостоилась сама республика, к созданию Автокефальной церкви приступило молодое абхазское духовенство. Последние заявили об отделении от Грузинской Православной Церкви, выходе (как клириков) из лона Русской Православной Церкви, и зарегистрировали в Министерстве юстиции Абхазии религиозную организацию «Священная Митрополия Абхазии» (СМА) с кафедрой в новом Афоне.[1]
Возникновению СМА предшествовала попытка Русской православной церкви направить в Новоафонский монастырь игумена Ефрема (Виноградова). Однако молодое абхазское духовенство категорически не согласилось с «назначением настоятеля монастыря из Москвы». Было принято резонансное решение и 15 мая 2011 года на церковно-народном собрании в Новоафонском монастыре, на котором присутствовало более 1500 человек (клириков, монахов и мирян), а также представители парламента и общественных организаций Абхазии, был создан Совет Абхазской митрополии. Тем самым до решения канонического статуса Православной Церкви в Абхазии и образования полноценных институтов её управления председателем Совета Абхазской митрополии и кандидатом в епископы митрополии был избран архимандрит Дорофей Дбар (в миру Дмитрий Заурович Дбар).
Как и следовало ожидать, «абхазских раскольников» резко осудила Русская православная церковь, запретив Дбару служение
Отметим, что 22 мая 2013 года Президент Абхазии А. Анкваб обратился к патриарху Кириллу с просьбой рукоположить епископа Абхазской православной церкви. При этом Анкваб отверг возможность восстановления церковных связей Абхазии и Грузии, поскольку, по его словам, «во время вооруженного конфликта 1992-1993 годов Грузинская православная церковь совершенно определенно поддержала военную агрессию против мирного населения Абхазии».
Однако спустя некоторое время официальные власти Абхазии обвинили отца Дорофея в «западничестве», что в условиях современной Абхазии, которая находится в жесткой военно-политической зависимости от России, означает быть объявленным врагом.
О сути церковного конфликта в Абхазии, роли России в нем, а также о будущем православной церкви Абхазии рассказал в специальном интервью Caucasus Times отец Дорофей, глава непризнанной «Священной Митрополии Абхазии».
Интервью подготовлено Исламом Текушевым, главным редактором Caucasus Times.
Caucasus Times: Вы являетесь инициатором идеи создания автокефальной церкви Абхазии. Эта идея новая? Или это симбиоз причин, обусловленных определенными историческими событиями? В каком контексте стоит рассматривать этот конфликт?
Дорофей (Дбар): Вы совершенно правильно сказали про симбиоз. Здесь очень много причин. Прежде всего замечу, что мы не являемся первыми абхазскими священниками, которые инициировали идею создания автокефальной Православной Церкви в Абхазии. Есть определенные исторические предпосылки всем тем процессам, которые сегодня все мы наблюдаем в церковной жизни в Абхазии. Я бы напомнил только несколько из них.
Когда создавалось средневековое абхазское царство в 8 веке, его создание было напрямую обусловлено и появлением Абхазской церкви во главе с абхазским католикосом, кафедра которого был размещена в Пицунде. Абхазские цари были непосредственно заинтересованы в этом институте, потому что, с точки зрения тогдашней правовой основы создания нового государства и появления легитимной власти, были необходимы определенные, скажем так, религиозные процедуры. Эти процедуры (обряды), с учетом протекания политической и религиозной жизни Абхазии в то время в рамках Византийской цивилизации, происходили исключительно в ограде церкви при участии церковного лидера. Только в таком случае царь Абхазии мог быть легитимным как внутри Абхазии, так и за ее пределами. Тогда это был некий политический акт со стороны абхазских царей. Не хочу сказать, что абхазские цари использовали Церковь. Нет! Они тоже были заинтересованы в функционировании полноценной церковной организации на территории своего государства, поскольку от деятельности духовенства зависело появление благоприятного нравственного климата в абхазском средневековом обществе. Кроме того, через Церковь абхазский народ вовлекался в культурную жизнь тогдашней мировой цивилизации (например, абхазские дети учились в столице тогдашнего мира Константинополе).
Другой пример. После революции 1917 года, когда стали образовываться новые государства, которые выходили из состава Российской империи, вслед за этим процессом пошло движение за восстановление автокефальных православных церквей в рамках новообразовавшихся Республик. Так, например, Грузинская церковь в 1917году объявила о своей независимости и вышла из состава Российской церкви. В том же году на собрании представителей абхазского духовенства и избранных мирян (т.е. в таком же порядке, как и 15 мая 2011 в Новом Афоне) было объявлено о создании автокефальной Абхазской церкви. Правда, в дальнейшем, в силу различных, извинтите за выражение, церковных манипуляций, церковные общины Абхазии оказались в составе Грузинской церкви.
Таким образом, мы видим, что идея создания независимой Православной Церкви в Абхазии не нова для абхазского общества. Абхазские священнослужители, политики, общественные деятели (замечу, что на церковно-народном собрании, как в 1917 году, так и в 2011 году, принимали участие многие известные абхазские деятели науки и культуры) при участии народа, совместно уже несколько раз пытались либо воссоздать Абхазскую церковь, либо определить ее статус.
Поэтому вполне логично, что и после прекращения существования Советского Союза, когда стали возникать новые государства либо мирным путем, либо военным (как это имело место в отношении Абхазии), абхазский церковный вопрос не мог быть не поднятым вновь.
За последние 20 лет существования независимого абхазского государства были предприняты различные попытки решения церковного вопроса. Были предложены разные подходы и идеи. Я буду не прав, если скажу, что только я вместе со своими сторонниками являемся идеологами создания автокефальной Абхазской церкви. Думаю, что каждый сегодняшний абхазский священнослужитель, и прежде всего отец Виссарион, который одним из первых озвучил эту идею еще в период военных действий на территории Абхазии, все они были за воссоздание Абхазской церкви. Хочется верить, что они и сегодня остаются преданными этой идее.
Разногласия абхазского духовенства, т.е. тех, кто вместе с отцом Виссарионом и тех, кто со мной, касаются избрания пути воссоздания этой церкви. Мы по-разному видим этот путь. Это связано с разностью нашего церковного, скажем так, кругозора, который у каждого священнослужителя формируется в зависимости от образования и церковного опыта. Вполне логично, что молодое абхазское духовенство имело больше возможностей и сил для расширения своего кругозора. Полагаю, что никто из молодого духовенства не имеет морального права упрекать старшее духовенство за отсутствие богословских знаний и церковного опыта. Но, с другой стороны, старшее духовенство обязано воспользоваться силами и знаниями молодых священников. Только при таком подходе возможна реализация нашей общей идеи, идеи воссоздания Абхазской Церкви для духовного спасения нашего народа!
Когда-то многие из нас, и я в том числе, находились на той стороне (на стороне о. Виссариона) и полагали, что мы можем решить абхазский церковный вопрос через Московскую патриархию, Русскую православную церковь. Но в течение последних 20 лет мы видели, что решение нашего вопроса все время пытались свести к переговорному процессу с Грузинской церковью, что всегда подразумевало сохранение Абхазской церкви в границах Грузинской православной церкви. В 1997 г. отцу Давиду (Сарсания), чтобы принять священный сан, рекомендовали начать контакты с ГПЦ. В 2004 г. о. Виссариона Аплиаа, под угрозой запрета в священстве, заставили пойти на встречу с Грузинским патриархом. В 2005 г.к тому же склоняли меня и о. Андрея.
На многих встречах с представителями РПЦ я не раз говорил: «Послушайте, то, что вы предлагаете невозможно, потому что есть фактор войны, которую не абхазы начинали, есть фактор крови, который очень серьезен на Кавказе! Если мы надели рясы и кресты, это не означает, что мы в одночасье сменили свой менталитет, свое отношение к культуре и традициям нашего народа. Все это сохраняется и мы, будучи в рясах и с крестами, не можем иначе подходить к этому вопросу. Давайте найдем другой путь выхода из этой ситуации». И тогда нам всегда говорили «нет»! Тогда мы окончательно укрепились в мысли, что другого пути, кроме как обращение к третьей стороне, т.е. к Константинопольской церкви, у нас нет!
Замечу, что мы обратились к Вселенской Патриархии впервые не в 2011 г., а намного раньше. В июле 1993 г. представители абхазской диаспоры Москвы встретились с нынешним Вселенским Патриархом Варфоломеем I, который тогда находился с официальным визитом в России. Абхазская делегация подарила ему икону святого Симона Кананита и рассказала о проблемах в Абхазии. В 1994 г. о. Виссарион направил письмо в Константинополь, и в том же году попытался получить аудиенцию у Вселенского Патриарха в Стамбуле. В 1996 г. церковный совет Сухумо-Абхазской епархии принял решение вновь обратиться в Константинопольскую Церковь. Отличие обращения в 2011 г. заключалось в том, что это обращение, во-первых, было сделано от лица церковно-народного собрания, а не просто небольшой группы людей. Во-вторых, наша просьба была аргументирована с точки зрения церковного права намного сильнее, чем раньше. Итогом всех этих действий стала встреча представителей СМА с Вселенским Патриархом в январе 2012 г., где мы впервые за несколько последних веков tête-à-tête смогли донести до первоиерарха всей православной церкви сведения о ситуации в Абхазии.
Другими словами, изменение наших взглядов и избрание другого пути были связаны еще и с тем, что мы тоже формировались, мы тоже были молодыми и много не понимали, тем более, что мы были изолированы от остального православного мира. У нас никогда не было возможности выехать, посмотреть, как решаются аналогичные вопросы и проблемы в других православных странах, в других православных церквях. Поэтому сегодня у нас есть совершенно четкое понимание того, каким образом воссоздать Абхазскую церковь, что нужно для этого сделать и каким путем нужно идти, чтобы определить ее статус.
Caucasus Times: Можно ли говорить о том, что общественные настроения о создании автокефальной церкви динамично зрели в период, когда Абхазия находилась в блокадном положении и взаимодействовала только с российской православной церковью? Имело ли это позитивное влияние на формирование исключительно специфичной абхазской православной общины, которая потом объявила о создании автокефальной церкви? Второй вопрос о поддержке президента Абхазии Александра Анкваба. 22 мая 2013 года Президент Абхазии обратился к патриарху Кириллу с просьбой рукоположить епископа Абхазской православной церкви. При этом Анкваб отверг возможность восстановления церковных связей Абхазии и Грузии. И через какое-то время нынешнее руководство Абхазии начинает предпринимать меры в отношение вас, как к человеку-медиатору этого «раскольнического движения»? Как это все объяснить?
Дорофей (Дбар): По первому вопросу. Во время войны 1992-1993 гг., когда грузинское духовенство находилось в Сухуме и других оккупированных грузинскими войсками территориях Абхазии, разумеется, что речь об автокефалии Абхазской церкви не могла идти. Тем более что в нашей стране был всего один священник-абхазец отец Виссарион и двое русских священников. После того, как закончилась война, были предприняты попытки по организации церковной жизни в Абхазии. Как я уже сказал, и как ни парадоксально это звучит, просьбы о помощи в воссоздании Православной Церкви в Абхазии были направлены, прежде всего, во Вселенскую патриархию. Далее последовали неоднократные обращения Владислава Ардзинба к покойному патриарху Алексию II и Архиерейскому собору РПЦ с просьбой помочь решить абхазский церковный вопрос. Т. е. процесс воссоздания Православной Церкви в Абхазии начался еще тогда. Единственное отличие заключается в том, что если тогда отец Виссарион — единственный абхазский священник, занимавшийся непосредственно всем этим — по разным причинам, как объективным, так и субъективным, не смог транслировать далее Москвы проблемы, связанные с церковной жизнью в Абхазии, и изложить, используя церковно-историческую и богословскую аргументацию, позицию абхазской стороны, мы это смогли сделать сейчас. Т.е. мировое православное сообщество, без которого невозможно решение абхазского церковного вопроса, узнало о нашей проблеме только после церковно-народного собрания 15 мая 2011 г. Многие представители Православных Церквей в мире даже откликнулись на нашу просьбу. Другими словам нас сегодня воспринимают намного серьезнее, чем это было 15 лет тому назад.
Теперь по поводу вашего второго вопроса. Как вы понимаете, мы живем в реалиях этого мира. Как верующий человек я бы хотел, чтобы в решении абхазского церковного вопроса было меньше политики и еще меньше участия политиков. Но, к сожалению, мы должны осознавать, что нам не удастся этого избежать. В вопросе создания или воссоздания той или иной церкви сегодня, впрочем, это было так всегда, безусловно, учитывается и политический фактор. Воля абхазских властей будет иметь решающее значение в решении абхазского церковного вопроса. Другое дело «предпочтения» властей. Владислав Григорьевич еще тогда, в блокадной Абхазии, действовал гораздо независимее, свободнее, защищая интересы Абхазской церкви, сегодня же, в силу экономических интересов (предпочтений), власть не так свободна и однозначно выражает свою позицию. Поэтому с этим связаны колебания то в одну, то в другую сторону. Мне бы хотелось, чтобы позиция абхазских властей в данном вопросе была более ясной, более целенаправленной, и больше бы склонялась в защиту интересов абхазского народа. При Владиславе Ардзинба была воля властей, но не было еще зрелого абхазского духовенства с обдуманными и четко обозначенными предложениями для решения абхазского церковного вопроса. Сейчас у нас все наоборот. Я много раз говорил и еще раз повторю, без участия Вселенской Патриархии воссоздать Абхазскую церковь мы не сможем. Через этот путь шли все, в том числе и ГПЦ и РПЦ, и новообразованная Албанская, Чешская, Эстонская Церкви.
Заметьте, что когда я говорю о пути решения нашего вопроса через Вселенскую Патриархию, тут же начинают обвинять меня и моих сторонников в том, что мы являемся проводниками политики западных сил, которые постоянно «подпитывают» нас финансами. Вы знаете, можно было бы нас обвинять в этом, если бы мы за решением абхазского церковного вопроса поехали к Папе Римскому. Но извините, мы поехали в Константинополь, к Первому иерарху всей Православной Церкви, к которому ездят все, в том числе и русские и грузинские иерархи и политики. Почему всем можно туда обращаться, а абхазам нельзя?
Я очень хорошо понимаю тех, кто этого не хочет. У них одна цель — сохранить нас любыми средствами в составе Грузинской церкви, вот в чем состоит их задача.
Нас обвиняют, что мы раскалываем Русскую церковь, что наши действия направлены против России. Извините, мы откалываемся от Грузинской церкви, с которой нам не по пути в силу доминирования в ней не христианских идей и принципов жизни, а болезненного национализма. Согласно евангельской истине, если слепой поведет слепого, оба упадут в яму! Мы содействуем укреплению Абхазского государства, которое первой признала Россия с тем, чтобы люди могли жить в этой маленькой, порой беззащитной стране в безопасности.
Caucasus Times: Россия признала независимость Абхазии от Грузии. Известно, что официальная русская православная церковь и политика, проводимая российским государством, во многих вопросах дополняет друг друга. По крайней мере я не вижу конфликта интересов. Но почему вдруг такое разное понимание в абхазском вопросе? Почему московской православной церкви важно сохранить абхазское православие в лоне грузинской церкви, когда она де факто признала независимость Абхазии, как государства?
Дорофей (Дбар): Люди, занимающиеся абхазским церковным вопросом со стороны московского патриархата, скрывают правду как от абхазского народа и политиков, так и от русского народа и российских политиков. Они не говорят одной очень важной и принципиальной вещи, что РПЦ не является абсолютно независимой Церковью. РПЦ не Католическая церковь, и патриарх московский не папа римский, если даже он очень желал бы того! Потому что никаких абсолютно независимых Православных Церкви не существует. Автокефалия — это всего лишь административная свобода действия. В переводе с греческого термин «автокефалия» означает автономное функционирование головы. Иначе бы на суд русских патриархов в 17веке не приглашали бы восточных патриархов. Стало быть одна Русская Церковь сама по себе решить абхазский церковный вопрос не может. Почему? Потому что та же русская православная церковь является частью Вселенской Православной Церкви. В состав последней входит 14автокефальных и несколько автономных Православных Церквей. В списке этих церквей РПЦ занимает 5 место, ГПЦ — 9 место. Поэтому, если бы РПЦ после 2008 года предприняла попытки признать абхазскую церковь в статусе независимой, у нее были бы колоссальнейшие проблемы внутри православного сообщества. Представители ГПЦ во многих своих официальных письмах, направленных в адрес РПЦ, всегда, извинтите за выражение, шантажировали представителей Русской церкви тем, что они вынесут на рассмотрение всего православного сообщества действия РПЦ на территории Абхазии. Кроме того, в случае предпринятая конкретных действий со стороны РПЦ в Абхазии заострится и украинский церковный вопрос. Вот почему представители Московского патриархата пытаются всячески блокировать все наши действия направленные на решение абхазского церковного вопроса через Вселенскую патриархию. При катастрофической нехватке духовенства в Абхазии, нас, абхазских священников, РПЦ запрещает в служении. И это только потому, что они очень хорошо понимают, что мы на правильном пути!
И еще, когда у представителей московской патриархии закончились все аргументы, когда они ничего не смогли сделать по отношению ко мне, когда другие Православные Церкви не признали их запрета, который был наложен на меня, они выдвинули последний аргумент, разумеется, не без помощи моих собратьев абхазских священников, что все действия СМА и ее лидеров направлены против интересов России в Абхазии. Еще раз повторюсь: наши действия направлены на то, чтобы обезопасить наш народ от националистического пыла грузинских политиков и церковных деятелей, жаждущих войны и крови! Наш народ исстрадался вдоволь за последние 20 лет, когда Грузия с благословения грузинских церковных иерархов, трижды осуществляла военную агрессию по отношению к Абхазии! Ия не могу понять, каким образом можно расценивать наши действия, направленные на отделение от ГПЦ, как противоречащие интересам России в Абхазии?
Я понимаю, что ГПЦ всегда выступала союзницей РПЦ на Всеправославных совещаниях! Я понимаю, что Грузинская церковь в определенном смысле это тоже использует в своих отношениях с Московской патриархией! Я понимаю, что РПЦ будет пытаться всячески вернуть Абхазскую церковь в составе ГПЦ, чтобы у Украинской Церкви не было бы «дурного» примера! Я все это понимаю! Только одного я понять не могу, какое имеет отношение все это к Церкви Христовой и вере христианской?
Caucasus Times: То есть, говоря простым языком, рука руку моет.
Дорофей (Дбар): К сожалению, это так. Вы знаете, когда я говорю с простыми людьми в Абхазии, со своими прихожанами, они никак не могут понять, почему сегодня главными противниками возрождения маленькой Церкви в маленькой Абхазии являются наши же собратья по вере, т.е. православные иерархи и священники, будь они в грузинских рясах или в русских. Возрождение Православной Церкви в Абхазии для нас это не просто фиксирование какой-то формы независимости, но создание условий, при которых мы могли бы действовать свободно (без всяких запретов), чтобы изменить многое в нашей современной церковной жизни. Избавиться от этой роскоши в храмах, небывалых, роскошных облачений, и всего остального, что сегодня так раздражает простых людей. Я не хочу видеть абхазского епископа в виде средневекового владыки (господина), которого все время сопровождает свита.Я хочу видеть обычного, простого священника (епископ и есть в полном смысле священник), который будет со своим церковным народом и будет исполнять сам то, что он так убедительно и красиво глаголет с церковной кафедры. Может быть, в этом как раз и суть разногласий среди абхазского духовенства. Возможно, эти идеи больше всего раздражают некоторых иерархов, поскольку мы впервые осмелились эти вещи сказать открыто.
Caucasus Times: Я заметил, что абхазское общество очень динамично развивается, изменения колоссальные за очень короткий промежуток времени. И это затрагивает все сферы жизни. Церковь тоже не может оставаться в стороне. Т. е Вы считаете что православная церковь нуждается в некой системной модернизации?
Дорофей (Дбар): Я бы сказал бы по-другому. Я хотел бы избежать повторения 1917 года… Если я этого хочу, следовательно, я должен поразмыслить над тем, что предшествовало тем событиям в церковной жизни, которые произошли после революции 1917 года. Разумный человек обязан, исходя из истории человечества, попытаться уже сегодня нейтрализовать причины, которые могут завтра привести к краху. Однако должен констатировать, что сегодня мы, я имею в виду современных церковных иерархов и священнослужителей, делаем то же самое, что делало и дореволюционное духовенство. И боюсь, что грядут трудные времена… Хотелось бы избежать очередных безумных революционных экспериментов, которые снова унесут жизни сотен тысяч людей и в очередной раз уничтожат все то, что осталось от нашего общего культурного наследия.
Вызнаете, на территории Абхазии находится порядка 100 храмов, которые датируются первым тысячелетием. Большинство из них было разрушено во время турецкого владычества, в 19 веке многие из них были переделаны на русский лад, после революции снова разорены, в Советское время переделаны на грузинский лад, а сейчас вообще уже не понятно на какой. Сохранение своеобразия и в этой области, как мне кажется, будет играть немаловажную роль в деле просвещения нашего народа. Не говоря о том, что многие сохранение абхазского языка напрямую связывают сего использованием в храмовом богослужении.
Caucasus Times: К вопросу формирования абхазской идентичности. Абхазское общество до определенного времени представляло собой симбиоз разных религиозных идентичностей, который складывался из языческих верований, христианский традиций и где-то, в определенных обрядах, присутствовал и ислам. При этом в большей степени абхазы молились в своих домах, и реже посещали храмы. Какое влияние оказывают все эти верования на формирование современной абхазской идентичности? И как получилось так, что доминирующей религией все-таки стало христианство?
Дорофей (Дбар): Вопрос, который вы задали, как вы понимаете, один из самых сложных. Что касается языческих верований. Я сам занимаюсь профессионально их изучением и уверен, что с учетом сегодняшнего религиозного мировоззрения абхазов нам правильнее говорить о вере в единого Бога у абхазов или, как мы говорим на языке религиоведения, о монотеизме. У абхазов нет развитой языческой системы верований с храмовым культом, как это было у греков, у египтян, например. Да, если бы мы, абхазы, были бы в положении какого-нибудь затерянного племени в Африке, либо в Южной Америке, мы могли бы выставлять себя в качестве носителей каких-то особых древнеязыческих верований и традиций. Наши предки жили в ареале влияния, как древнейших цивилизаций, так и средиземноморской (она же европейская), где собственно и возникли все монотеистические религии (иудаизм, христианство и ислам). Море было главным коммуникационным каналом, через которое жители Абхазии, начиная с эпохи аргонавтов, узнавали о новых идеях и достижениях человечества, затем на заре христианства, стали носителями христианской веры, позже тоже через море в Абхазию проникает и ислам. Мы прошли много этапов. Поэтому абхазская идентичность имеет много граней. Лично у меня не возникает дилеммы в связи с исповеданием мной христианской верой и соблюдением абхазских религиозных традиций. Я не вижу ничего зазорного в моем участии в этих традициях, будучи даже христианским священником.
Что касается ислама и христианства. И здесь у абхазов-носителей этих религий, также имеются точки соприкосновения, которые также связаны с абхазскими традициями. Да и, кроме того, наверное, надо понимать, что каждый человек, независимо от своих убеждений и веры, есть творение Божие, т.е. ценен сам по себе, стало быть и отношение к нему должно быть соответствующим. Хочу подчеркнуть, что я, будучи христианским священником, отношусь так к людям другой веры, не потому, что я хочу таким путем привести их к своей вере, это было бы аморально с моей стороны, но потому, что этому научило меня Евангелие. Наверное, по причине такого похода к человеку, у меня сложились очень хорошие отношения с абхазами, которые исповедуют ислам. Боле того, скажу, что нас даже обвиняют в том, что исламские общины Абхазии активно поддерживают СМА.
У меня очень теплые и дружественные отношения со многими представителями абхазской диаспоры в Турции и Сирии, которые являются мусульманами. Скажу даже больше, это мы, христиане, виноваты в том, что они оказались на чужбине и стали носителями другой веры. Потому что именно с приходом, как это ни парадоксально звучит, христианской Российской империи на Кавказ и началом 50-летней Русско-кавказской войны, на стороне которой воевали и верные христианские солдаты и генералы из Грузии и Армении, многие христианские народы Кавказа приняли ислам, поскольку это было непременным условием оказания им военной помощи для защиты своей родины со стороны еще одной «дружественной» империи — Османской. Нельзя все время оправдывать факты и события из прошлого, за них нужно, найдя в себе мужество, не говоря уже о христианском подходе, просить прощение. К тому же поступку я призываю и мусульманскую сторону, поскольку и с той стороны было много зла и несправедливости.
Caucasus Times: В каком контексте следует на Ваш взгляд рассматривать раскол? Как конфликт внутри церкви или же как конфликт внутри православной общины в Абхазии?
Дорофей (Дбар): Думаю, что это уже не просто конфликт внутри церкви, хотя я не согласен с употреблением терминов конфликт и раскол по отношению к нашей ситуации. Изначально мы можем сказать, что это было разномыслие исключительно внутри церкви, потому что народ, не понимая многое из того, что происходило в церковной жизни в Абхазии, был несколько отстранен от участия в этих процессах. Тому были разные причины… В 2011 году мне приходилось доказывать абхазам, что невозможно через РПЦ решить наш церковный вопрос. Люди не могли понять, как Московский патриарх, которого они видели все время по телевидению с разными президентами и другими высокопоставленными лицами, не может нам помочь. Но сегодня все изменилось. Один из положительных аспектов церковного конфликта в Абхазии состоит в том, что люди стали хорошо разбираться в церковной ситуации, хорошо освоили церковную терминологию и, главное, есть четкое представление того, каким путем нужно идти к цели. Поэтому сегодня не так легко кого-то ввести в заблуждение.