Скифская политика

Начало.   Партия-метеорит
Необходимо определить реальную политическую принадлежность Нового Скифства. Наши предшественники симпатизировали левым эсерам – народникам и социалистам, силе очень своеобразной, объединявшей в своём политическом багаже вполне либеральные лозунги отстаивания прав человека и отмены смертной казни со вполне себе «мракобесной» тоской по «идеальному русскому крестьянству», а также очень конкретные на исторический момент Второй Русской Революции социалистические цели и требования прав трудовых коллективов и советов.
Они же ожидали создания интернациональной федерации евразийских народов и чуть ли не первыми на планете начали отстаивать «народные права». По итогам разгрома нашей первой «скифской партии» 6 июля 1918 года — рядовых активистов практически поровну поделили между собой большевики и коммуно-анархисты армии Нестора Махно.
Вот так между национал-социализмом (нарождавшимся), евразийством (нарождавшимся) и анархизмом пронеслась, как комета над Россией странная партия левых эсеров.
Сейчас мы смотрим почти с «космической временной выси» не только на чаянья и идеи Русской Революции, но и на политологические откровения эпохи Модерна – Нового Времени. Мы можем трезво оценивать и бесконечно рефлексировать по их поводу – мир постепенно переходит в Постмодерн, где нет уже места классическим политическим канонам и платоновским идеям. Или есть?

Скифы и 4ПТ

В России и в Европе сейчас идёт активный поиск некой Четвёртой идеи, 4 политической теории. Эти поиски небезразличны и нам – Новым Скифам, как с точки зрения понимания стратегий наших предшественников 1918 года, так и для политического определения нашей собственной «идейной самости».
«Поисковики» 4 политической теории, начиная с Алена де Бенуа, обычно выделяют три идеологии Модерна – фашизм, коммунизм и либерализм. Они с ними возятся, проводят коллоквиумы и много чего ещё, пытаясь найти 4 ПТ, как квинтэссенцию остальных трёх, а также, как нечто противоположное предыдущим инициативам.
С точки зрения Новых Скифов эти исследования может быть необходимы, но в оптике 3 — 1 – практически бесполезны. Ведь наши учёные люди совсем забыли про 4 идеологию модерна – Анархизм. Идею, противоречащую любому принуждению и властной диктатуре над человеком, общиной, народом.
Может быть, он не имел таких мощных геополитических успехов, как его полит-конкуренты, сформировавшие Восточный Блок, НАТО и «Осевой пакт», но Анархизм, находясь на окраине, границе (в том числе и географической) иных полит-идеологий, тем не менее, представлял (и представляет) собой законченное мировоззрение вполне сопоставимое с фашизмом, коммунизмом и либерализмом. Анархисты разных эпох формировали и причудливые смеси с представителями «остальных трёх»: национал-анархизм (Бакунин), рыночный капитал-анархизм (Ротбард и либертарианцы), комунно-анархизм (Кропоткин, Махно).

Русская Идея

К Анархизму активно приложили руку Русские, и он стал выразителем свеобразных чаяний нашего народа.
Поэтому чрезвычайно важен для нас Русский Анархизм, словно бы заковавший в холодную формулу социально-политической философии Нового Времени, идеи кочевников Великой Степи — о вольном обществе вольных людей, живущих на своей земле по своим законам.
Неизвестный мне автор статьи об Анархизме на Википедии расписал на приятнейшем для всех евразийцев-народников языке тезисы о скифских и евразийских корнях этой идеологии, попавших в политологию Модерна через русских революционеров:

“Есть все основания рассматривать анархизм как одно из направлений философской мысли, правопреемственных по отношению к древним теориям свободы и свободного общества известных в обществе на просторах центральной Евразии как минимум со времен Скифии и Монгольской империи и находивших свое выявление в разных философских учениях, также как и мировоззрении центрально-евразийского казачества — вольных людей и граждан мира”.

Анархизм как 4 политическая теория

Итак: учитывая принципиальную ценность мировоззрения Анархизма, мы можем отыскать в идеологиях Модерна некую квинтэссенцию – «живую воду» для рождения нового русского мира.
Можно даже сравнить нашу новую идеологическую схему – с классической аристотелевской концепцией вселенского порядка. 4 – 1
Политичиские системы, словно в мироустройстве философа Эмпедокла перемещаются и перетекают друг в друга в нашем подлунном пространстве, создавая причудливые союзы, либо, затевая элементальную войну друг с другом.
Либерализм – словно Вода, Социализм – как Огонь, Фашизм и Национализм – Земля, Анархизм – Воздух. И пускай Воздуху досталось мало места на обочине трёх иных стихий, но ценность его от этого не может быть преуменьшена. Он самсодостаточен и равноправен. Без него не делается ни одного политического дела.
Зная подлинное значение анархической идеи, мы можем делать и некоторые свои выводы о «природе скифской стихии».

Не трудно заметить, что левые эсеры соединили уже в 1918 году несоединимое – все 4 модернистских элемента и родили внутри себя новую политическую реальность – скифскую квинтэссенцию. Своего рода «политический Эфир» и «философский камень» для русской интеллигенции.
В русских условиях «скифство» оказалось искомым «пятым элементом», питающим (перефразируя Лукреция Кара) русские созвездия.

Доктрина Наркомскифа

Политологическую основу «старых скифов» формировал русский народник, публицист и критик Иванов-Разумник («Наркомскиф»). Уникальный человек-идеологический центр для дюжины главных поэтов Серебрянного Века, а также для дюжины головорезов-политкаторжан – лидеров партии левых социалистов-революционеров (захвативших на паях с большевиками 25 октября 1917 года власть в России). Он и выработал определённые тезисы отношения «скифов» к идеологиям Нового Времени. Они не всегда органично включались в «скифский проект», что-то народники выбрасывли, действуя жёстко, выбирая «только то, что для скифов нужно».
Разумник подобрал для решения загадки Революции доктрину философского субъектевизма, адресующую нас к анархическому идеалу Штирнера и Ницше. Cубъективиcтский этико-социологический индивидуализм есть философская доктрина мирового актора, мифологического героя, бросившего вызов стихиям, оседлавшего тысячи ветров. Это была настоящая мужская философия, этика солнечного диурниста, мерящего миры собою. Человека-полюса, золотого скифа, пролетающего над снежной степью.
Важным отличием скифского субъектевиста было то — что он мыслил не «европоцентрично». Для него «центр миров» был в России, и более того – в самых тонких и глубинных ея уголках. Тип Философского Русского Мужчины был внове для бесконечной женской страны.
Волевой, активный и мыслящий Скиф – невиданное зрелище, промелькнувшее световое озарение.
Субъектевистское мировоззрение получило теоретическое и практическое обоснование в народническом архетипе человека-романтика, революционера-одиночки, выработанного Бакуниным, Михайловским и Лавровым, проявившемся в войне «Народной Воли».
Народники при своих социалистических взглядах были далеки от всепожирающего монстра коллектива. От вызванного большевиками голема, сожравшего впоследствии коммунистов с потрохами.

Свобода как высшее проявление человека была народникам нужна не только для написания либеральной конституции и гражданского кодекса (мёртвых бумажных законов), но для Преображения Народа путём Революции. Для изживания народных комплексов и болезней, рабства, идолопоклонства, отчуждения друг от друга. Ведь мировоззрение имманентного субъективизма является бодрым, активным, жизненным, субъективно-осмысливающим жизнь человека и жизнь человечества.
«Скифский метод» Иванова-Разумника основывался, в том числе и на критике трёх концепций Модерна, пришедших с Запада: скифы брали из мировых политических доктрин то, что им нравится, и вольно перетолковывали их по-своему: вместо либерализма и рабства мещанских стереотипов и «куркульских прав» – свобода и воля как благодать.
Вместо марксизма и «колхоза» коллектива – Русский Социализм, общество социальной справедливости и гарантий, советы без коммунистов. Реальное товарищество и взаимопомощь, тепло человеческой души.
И вместо черносотенного Национализма – этой Тени Скифа и скифского народничества — Ризоматическая народная свобода, верность земле, поклонение священной географии Руси, братский союз этносов и культур, волевое и активное начало Русского Востока. Получалось, что либерализм, марксизм и национализм в чистом виде в российских условиях обречены и должны были быть сброшены в евразийскую бездну на переплавку. Классический анархизм общин и индивидуалов для Скифов тоже не подходил, он казался для скифских планетарных амбиций, для идеи построения геополитически масштабного Российского Интернационала – несколько мелковатым.
Свобода и рефлексия скифского героя, взлетевшего над толпой — не являлась «вещью в себе». Скиф бросал свою удаль, свой внутренний пассионарный огонь в костёр Революции, призванной освободить от гнёта капитала, отчуждения и тирании Русский Народ и все народы мира.

Но Скифы родились слишком рано, они были для своей эпохи «политическими инопланетянами». А 6 июля их не стало – для партии левых эсеров началась политичесая Голгофа, а для скифов-поэтов безвременье, зачёркнутое петлёй «Англетера» (Есенин) и 1937 годом (Клюев, Клычков, Орешин). Божественная квинтээсенция внезапно испарилась из России, как будто её и не было никогда.

Идеология Воздуха и Новые Скифы

Для Новых Скифов Анархизм по-прежнему выступает в роли тайной магнитной стрелки. Он ведёт нас к политическому кладу, к странным и невероятным, но на наш взгляд вполне жизнеспособным концепциям русского и мирового будущего. Не становясь, полностью на его «воздушную платформу», мы видим его неисчерпанность, а также глубокую органичность этой модели российско-евразийскому месторазвитию.

Имперский анархизм

Новые Скифы из Движения прав народов сформировали свою концепцию отношений с аэро-идеологией, смешав мыслимые и немыслимые противоположности – открыв «имперский» или «царский анархизм».
Имперский анархизм понимает Россию, как ассиметричное пространство с «разными уровнями свободы». На казаческих, поморских, сибирских и украинских окраинах её — очень много. В центральных регионах – страшно мало. Имперские анархисты не предлагают соединить несоединимое, они выдвигают тезис, что «каждому своё».

 

С номадической свободолюбивой окраиной имперская власть подписывает договор. С «царским доменом» Центральной России, а также с иными «опричными землями» выстраивает свои «особые» отношения. Важной «третьей фигурой» данной конструкции выступает «священный царь». В чьей компетенции и необходимости не могли бы усомниться органичные и калиброванные анархисты русской истории: Байда Вишневецкий, Аввакум, Богдан Хмельницкий, Емельян Пугачёв.
«Скифский договор» союзных земель, царств и республик, согласно доктрине «имперского анархизма» будет страховать в будущем свободные окраины от рисков государственной унификации.

В концепции «имперского анархизма» речь идёт именно о «священном царе», как архетипическом структурном элементе, связывающем воедино разрозненные русские и нерусские силы. Секуляризация «царского института» в скифской парадигме немыслима. Фигура священного царя организует самоя по себе сложную и ассиметричную модель грядущего Союза Скифских Царств, Республик, Автономий, Войск, Свободных и Опричных Земель. Со сложной диалектикой прав человека, прав регионов и советов, прав народов, прав трудовых коллективов и прфсоюзов. Со сложной ассиметричной политической системой, где найдётся место всем стихиям-идеям: Социализму, Национализму, Анархизму и Либерализму. Но пронизывать и объединять их будет скифство – «пятый элемент» евразийской политики и русской идентичности.
Имперский анархизм можно назвать и царским – это благозвучнее для скифского уха. Потому что от слова «империя» за версту воняет Римом и оккупацией. Царство, а не Империя. Скифство, а не Эллинизм.

Павел Зарифуллин

(Продолжение следует)

В оформлении использованы скриншоты из фильма Карасика «Шестое июля»